Мозаика чисел - Страница 55

Поезд замедлил ход. Сергей встал и направился в свой вагон. Только сейчас он осознал, в какую сложную историю вляпался. Такой орешек трудно разгрызть.

Поезд остановился на промежуточной станции. Проводник открыл дверь и поднял крышку подножки. Сергей замер.

– Сколько стоим?

– Три минуты.

Он спрыгнул на платформу.

– Эй, милок, от поезда не отходи, – крикнула проводница вслед мужчине, ведущему себя как мальчишка.

Местные старушки таскались с ведрами горячей отварной картошки и солеными огурцами. Только одна полоумная торговала цветами. Она-то ему и нужна.

В купе Сергей вошел с букетом цветов. Светлана уже проснулась и прихорашивалась перед зеркалом. Дверь купе вместе с зеркалом съехала в сторону, утащив с собой ее отражение, а вместо него возник высокий парень с букетом цветов. На него смотреть интересней, чем на себя.

«Какой же он красивый», – подумала девушка.

– Это мне? – произнесла она вслух. – Вы такой внимательный, Степан.

Услышав это имя, романтик перестал улыбаться.

30 мая. 18 ч 15 мин. Понедельник

Сегодня Житинский вернулся с работы раньше обычного. Катя еще не успела приготовить ужин и очень удивилась появлению мужа.

– Тебя уволили, Генри? В тебе больше не нуждаются?

– Увольнение не так пугает, как очередное происшествие.

Он снял пиджак и сел на табурет.

– Боже, какой ты бледный, Генри. Что случилось?

– У меня в кабинете были следователи. Прошлой ночью был убит Адам Гольдберг. Мне ясно дали понять, что я вхожу в число подозреваемых. И все это связывают с ограблением инкассаторов, где Гольдберг был главным подозреваемым. Мне нужно алиби, Катя. Если я попаду под колпак, все наши сделки полетят к чертовой матери.

– В котором часу его убили? – шепотом спросила Катя, у нее пропал голос, и она тоже побледнела. – Говори.

– От двенадцати до часу ночи.

Жена смахнула слезу со щеки.

– Ты вернулся домой в четвертом часу утра. Утром я не стала задавать вопросов, ты торопился на работу. Может быть, ты сейчас мне скажешь, где ты гулял всю ночь?

– Скажу. Но я не убивал Адама.

– А почему нет? – прищурила глаза жена. – Ты хотел, чтобы я выяснила координаты заказчика. Я это сделала для тебя. Мне это стоило определенных усилий, но я знаю, как выйти на террориста. Адам стал лишним. Почему бы его не убить? Конечно, ты трус. Но если на кону стоят такие деньги, то можно и рискнуть.

Житинский достал из холодильника бутылку водки, налил себе полный стакан и выпил.

– Адама решил убрать профессор. Меня все в нашей схеме устраивало. Профессор нашел отличную лазейку, из которой можно таскать детали и начинку для чемоданчиков. Он хочет создать конвейер и делает готовую продукцию до получения на нее заказов. Тогда можно будет получать деньги сразу. Он в этом уверен. Первая бомба получается очень мощной. Городской квартал снесет начисто. Профессор твердо убежден, будто после первого испытания от клиентов отбоя не будет. Никакого тротила и гексогена, небольшой приличный кейс и невероятные разрушения. Но ему срочно нужны деньги. Он требует отдать ему все, что вернет мой человек, ограбивший фургон. Его он тоже хочет убрать после возвращения денег. Гольдберг на такую аферу не пошел бы. Ему нужна страховка, как возмещение ущерба. Речь шла лишь о пяти миллионах, а не о всей сумме. Грабителей надо найти и уничтожить, а деньги вернуть. Гонорар за работу платят страховщики. Все выверено до мелочей. План беспроигрышный. Но у профессора поехала крыша. Его не переубедить. Его холуи попытались меня запугать. У них это получилось. Они дали мне пистолет. И дело не в моем испуге, а в тебе.

– Во мне? Что ты хочешь этим сказать, Генри? – Глаза Кати покраснели от злости.

– Они мне показали фотографии. На них ты и Адам. Море, лыжные курорты, поцелуйчики, и все это до нашей свадьбы. Я вспомнил, что нас познакомил Адам. А потом ты сама предложила мне снять для вас квартиру для встреч, чтобы моя связь с ним не прослеживалась. Теперь я понимаю, зачем вам понадобилось это гнездышко. У меня зубы заскрипели, и я решил убить Гольдберга. Твердо решил.

– Вот из таких дураков, как ты, и делают марионеток! Катя вышла из кухни, а Житинский налил себе еще водки. Жена вернулась с фотографией, старой, черно-белой, но четкой. На ней был изображен мужчина, сидящий на стуле с ребенком на руках, а за спиной стоял другой мужчина и обнимал двух женщин. Все улыбались.

– Узнаешь сидящего?

Генрих долго вглядывался в снимок.

– Судя по носу, это Адам, но здесь он очень молод.

– Конечно. Я еще моложе. Мне четыре года, и я сижу у него на коленях. Можешь ревновать. За его спиной стоит его родной брат, а женщины их жены.

– Значит, Гольдберг твой дядя? – удивился Житинский.

– Он для меня больше, чем отец. Адам меня вырастил и воспитал. Мои родители погибли, когда мне еще не исполнилось восьми лет. Но это отдельная история. У Адама и Надежды детей не было. Она не могла рожать. Надежда сгорела от рака горла за считаные дни. Мне в то время стукнуло двенадцать. Все остальное время моим воспитанием занимался дядя. Мне он ни в чем не отказывал. Я стала смыслом его жизни. Вот почему он возил меня по лучшим курортам мира. Я получила прекрасное образование. А секретаршей к тебе устроилась, потому что влюбилась.

– Но почему ты мне раньше об этом не рассказывала? – опешил растерянный муж.

– Дядя не хотел делать из меня посредника. И вообще он был против нашей свадьбы. Он много знал о твоем прошлом. Я его не послушалась и вышла за тебя замуж. Но говорить о нашем с дядей родстве не стала, сейчас все это не имеет значения. Убийцу надо найти. Начнем с тебя, Генри. Тебе дали пистолет. Что дальше? Ты же дал согласие его убить?